Отрок. Богам — божье, людям — людское - Страница 77

— Назови свое имя! — игнорируя Фому, продолжил Мишка, обращаясь к «бледному и безымянному». — И я — боярич Михаил, сын Фролов из рода Лисовинов, опоясанный воин…

Закончить формулу вызова на поединок Мишке не дал десятник Егор:

— Корней, уйми щенка, не то мы его уймем, и этот — Егор качнул головой в сторону Алексея — не поможет!

— Дмитрий, вызывай опричников! — отреагировал на угрозу Мишка.

Сзади — ни звука, ни шевеления. Это Роська уже через пару секунд свистел бы с крыльца, вызывая подмогу, а Дмитрий даже не шевельнулся, ожидая подтверждения приказа от воеводы — понимал службу.

Алексей тоже никак не отреагировал на слова Егора, вернее, почти никак — лишь слегка подал вперед плечи и чуть-чуть склонил голову, переключая восприятие окружающей обстановки на слух и… интуицию, что ли? Фигура его мгновенно налилась какой-то звериной пружинистой силой и само собой вдруг вылезло на передний план то, что ратнинские десятники были, хоть и при оружии, но в одних рубахах, а Алексей-то в доспехе! Даже если бы к Фоме и Егору присоединились бы Леха Рябой или Данила, исход схватки был далеко не предрешен…

— А ну, тиха-а!!! — Ох, умел Корней, когда надо ударить голосом! — Всем молчать! Никому не шевелиться! Митюха, никого не звать, никаких опричников! А вы — Корней ощерился в сторону Егора и Фомы — забыли, как в этой же горнице Пимен с болтом в башке валялся? Думаете, что если Игната с Лукой нет, так с вами и управиться некому?

Фома, так же как и Корней, злобно ощерился, но смолчал, Егор пожал губы и уставился взглядом в стол.

«Скалятся, как волки… А что, собственно, вас удивляет, сэр? Это ТАМ вы жили, в основном, в окружении «обозников», а таких, как здешние ратники, величали отморозками. И сравнение с волками, отнюдь не случайно — таких может держать в повиновении только более сильный и опытный самец. Нет, сэр Майкл у вас армия будет другой. Эти, конечно, хороши в бою, но спать вполглаза и постоянно держать пасть оскаленной…».

— Ты кого, Егор, щенком обозвал? — продолжил дед, чуть понизив тон. — Опоясанного воина? А не ты ли стариков с кольцами собрал и ВЫНУДИЛ меня Михайле меч навесить? Что ж ты тогда его щенком не называл? А? Соловьем разливался: «Новый сотник подрастает, жизнь мне в бою спас!». Забыл уже?

«Так вот оно что! Теперь понятен смысл сцены на хуторе, когда Фома на вас, сэр наезжать начал. Егор ему тогда, помнится, сказал: «Отойдем, чего-то скажу» и демонстративно крутанул на пальце серебряное кольцо. Надо понимать, он уже тогда придумал: либо спровоцировать конфликт между ветеранами-среброносцами и Корнеем, либо с треском «провалить» вас сэр на испытаниях при приеме в Перуново братство. И ни то, ни другое не получилось!».

Мишка набрал в грудь воздуха и уловив паузу в монологе деда, громко заговорил:

— Напоминаю слова воеводы Погорынского, сказанные над трупом застреленного нами Пимена: «Лисовинов так просто не изведешь! Сейчас у меня четверо таких отроков, а к осени будет полсотни, и каждый за Лисовиновский род, хотя бы одного злыдня, на тот свет да отправит!». Осень пришла, господа десятники, и за дверью стоят не полсотни, а сто десять отроков с самострелами, и один раз мы бунтовщиков уже покарали! Меня не станет — будет Демьян, после него — Кузьма, после Кузьмы — Дмитрий, Роська, Артемий. Кого на дольше хватит: вас или нас?

В разлившей по горнице тишине громко и отчетливо прозвучал тяжелый вздох Аристарха.

— Кхе! Аристаша, никак ты опять, как в тот раз, на покой уходить собрался?

— Ну да, с вами покоя дождешься! — пробурчал староста. — Михайла еще не все сказал. Кроме отроков, есть еще у боярыни Анны Павловны и у ключницы Листвяны под рукой по полтора-два десятка девок, обученных самострельному бою. Ты, Фома, теперь ходи по улице и гадай: какая из встречных девок вдруг самострел из-за спины выпростает и яйца тебе отстрелит, коли на то воля Корнея будет!

Фома дернулся, собираясь что-то сказать, но Аристарх не дал, повысив голос:

— И даже если и не будет на то его воли, а просто бабам что-то такое покажется… поведешь себя не так или скажешь чего… а им это опасностью для Михайлы или Корнея покажется. Понимаешь, о чем речь?

Аристарх, не дожидаясь ответа от Фомы, перевел взгляд на Егора. Впрочем, Фома, по всему было видно, раздумал что-либо говорить. Даже не от слов, а от самого тона старосты повеяло таким смертным холодом, что всем, кроме Дмитрия и погостных десятников стало понятно: говорит не Аристарх, а перунов слуга Туробой. Вместо Фомы заговорил десятник Егор:

— Дожили: ратнинский сотник за спинами мальчишек, да девчонок прячется! Виданное ли дело…

— А не твоими ли стараниями, Егор? — перебил Аристарх. — Ты сам на себя глянь! Ты и воин из лучших, и десятник справный, и хозяин — другим в пример поставить можно, а прочему-то все время оказываешься на подхвате то у Пимена, то у Фомы! Ведь ни того, ни другого старики слушать не стали бы, а тебя выслушали и согласились! Как же так выходит? Кто кем вертит: собака хвостом или хвост собакой? Ты глаза-то не прячь, не прячь, на меня смотри!

— А я и не прячу…

— Ага! Не ослеп я еще, вижу. Ты посмотри, Егор, до чего тебя дружба с этими колобродами довела: разумный муж, а какую глупость ляпнул! «За спинами мальчишек»! Кого Михайла позвать велел? Опричников — опоясанных воинов! Опоясанных по твоей просьбе! Ну, где твой ум был? И ладно бы, при своих это все было — мы-то знаем: кто чего стоит! Но здесь же и люди боярина Федора и… — Аристарх покосился на Алексея, но называть его не стал. — Что они-то о тебе подумают?