В общем так, Егор: Фома, если уж у него такое шило в заднице, что даже до мозгов достает, пускай теперь девок боится, а тобой, если что, я сам займусь! Ни сил, ни разума я еще не утратил, надеюсь, не сомневаешься? А?
— Гм…
— Вижу, что не сомневаешься, а если так, то что я сейчас от тебя, Егор, услышать должен? Ну, едрен дрищ! Я жду!
С видимым усилием преодолевая себя, Егор негромко но внятно произнес, не отрывая взгляда от столешницы:
— Проходи, Михайла… садись.
«Позвольте вам заметить, сэр, вас уже второй раз, вместо извинений, сажают за стол. Первый раз — после вашего побега из дома, усадили за мужской стол дома, а сегодня за один стол с десятниками. Едрена-матрена, как изволят выражаться их сиятельство граф Погорынский, блин!».
Мишка вопросительно глянул на деда, тот едва заметно кивнул, разрешая сесть, и четко, раздельно, словно зачитывая приказ произнес:
— Не моей волей, но согласием десятников ратнинской сотни, боярич Михаил приравнен в достоинстве к десятникам, а посему обязан принять на себя труды и заботы сотника младшей дружины Погорынского войска! Вы же господа десятники, отныне становитесь десятниками старшей дружины Погорынского войска.
— Ну ты прямо, как князь: старшая дружина, младшая дружина… — не удержался от комментария Фома, но это было уже так — последнее тявканье собаки перед тем, как смыться в конуру.
— Молчать! — рявкнул в ответ Аристарх и Фома послушно заткнулся.
Корней сжал кулак, но не ударил им по столу, а просто тяжко припечатал к доскам столешницы.
— Все, господа десятники, шутки кончились! Ратное отныне — главный город Погорынья, Михайлов городок — пригород Ратного, а всю Погорынскую землю надлежит привести под руку воеводы и в лоно христианской церкви! Сие есть наше дело на ближайшие годы, и кто выступит против меня, тот выступит против этого дела, а значит, против князя Вячеслава Владимировича Туровского и Православной Церкви! И да будет он нам враг!
«Ох, ни хрена себе! Позвольте вас поздравить, сэр Майкл! Лорд Корней проникся-таки программным методом управления — сформулировал цель на несколько лет вперед и четко обозначил наличие аппарата подавления инакомыслящих. И структуры с кадрами имеются — младшая и старшая дружины, и ключевой ресурс — «кузница кадров» в Академии Архангела Михаила, и «Lebensraum» — «Жизненное пространство», которое предстоит завоевать, и идеологическое обоснование — христианизация языческих земель. А момент-то как выбрал! Сначала защитить «Lebensraum» от внешнего посягательства, потом на правах победителя… да он уже победитель — решил самую болезненную проблему ратнинской сотни, медленно умиравшей из-за дефицита кадров и внутренних противоречий, порожденных отсутствием общей цели!
Теперь бы еще, кроме угрозы наказания, мотивацию бы для активной части… А есть мотивация! Новые земли — новые вакансии воеводских бояр! Лука, Игнат и Леха Рябой — живые примеры. И похрен веник, что «фланговое прикрытие» осуществляет жрец Перуна, главное, что оппозиция его услугами воспользоваться не сможет! А девки-то, девки с самострелами — не меньше, чем тайная полиции!. Однако, Ваше сиятельство, снимаем шляпу и шаркаем ножкой!
А Егор… да ничего удивительного, сэр! Вспомните, сколько умных и честных людей «купились» на болтологию дерьмократов-либерастов, а потом ужаснулись содеянному! И воин — что надо, и хозяин уважаемый, и не дурак, а как сунется в политику, пусть даже уездного масштаба, так сразу же становится игрушкой в чужих руках. Сколько вы ТАМ таких видели: и в погонах, и при научных степенях, и всяких заслуженных-народных, вдруг оказывающихся марионетками тех, кто и мизинца их не стоит!».
Корней помолчал, давая собравшимся «переварить» услышанное, а потом сменил тему:
— Так, Михайла, коли ты такой умный, что аж сотником заделался, то укажи-ка нам: где в твоей задумке самое слабое место?
— Так десятник Алексей уже указал: — недоуменно отозвался Мишка — ляхи могут в лес шарахнуться.
— М-да, что ты, что Рябой, мыслите как лучники — ежели вы постреляли, то никого живого уже и остаться не должно. А вот и не так! Останутся! Ты Леха себя на место командира ляхов поставил, это — правильно! А вот за всех ляхов не подумал. Смотрите все! — дед придвинул к себе Мишкин чертеж. — Вот отсюда, отсюда и отсюда стрелы, да болты летят. Отсюда мы, в конном строю нажимаем. Куда бежать? Куда дорога открыта? А вот сюда — дорога на Выселки. Туда и побегут. Тем паче, что, как раз посередине между тыном и лесом, место для стрельбы из самострелов неудобное — далековато. Там могут и проскочить. Конечно же догоним, конечно же посечем, но нам эта лишняя возня нужна?
Сделаем так. В Ратном оставим не полусотню, а три десятка отроков. Не перечь, Михайла. Тут еще почти два десятка девиц Листвяны будут, да старостиха Беляна примерно столько же баб, владеющих луком, приведет. Достаточно будет. А два десятка, над ними поставишь Демьяна, пусть возле кладбища расположатся. И сильно прятаться не надо — пусть ляхи видят, что и там их ждут. Но и вылезать тоже не требуется — ляхам должно быть непонятно: сколько там народу находится.
Надо устроить так, чтобы ляхи к Пивени кинулись — между лесом и западной стороной тына, поэтому отрокам в лесу и бабам с девками, поначалу, затаиться надлежит, а вот когда ворог к реке кинется, то с двух сторон, благо дальше, чем на сорок-сорок пять шагов стрелять не придется, ударить! Вот тогда все супостаты и полягут, ни за кем гоняться не понадобится.
— Гм, если по уму, так хорошо бы еще десяток и на том берегу Пивени поставить. — Подал голос Данила. — Я своего Ероху учу помаленьку, и с ним еще десяток мальчишек. Луки у них пока слабенькие — однодеревки — но тех, кто до воды добежит и вплавь пустится, побить смогут.