— Матушка Буеслава, не сочти за труд, передай честному мужу Треске, что лучше бы ему самому со мной потолковать, а то получается…
Ап! Пальцы Буеславы впустую цапнули то место, где обычно висит на поясе нож.
«Ой, недаром тебе такое прозвище дадено, бабонька!».
— Изгаляешься, змееныш… — Буеслава злобно ощерилась, но почти сразу же злость на ее лице сменилась сначала настороженностью, а потом растерянностью. — А откуда ты…
— А что, светлая боярыня ЛЮБОГО себе в ученики возьмет? — подчеркнуто внятно вопросил Мишка, пристально глядя в глаза собеседнице. — Я же тебе сказал: «Богам — божье, людям — людское!». И не надо одно с другим путать! Или ты, БАБА…
«Эх, не получается, блин, как у Аристарха!»
— … решила, что лучше честного мужа про Воинскую школу все понять можешь? Или зазорно от Бешеного Лиса приглашение принять? Или я добрых намерений не выказал? Воеводу светлой боярыни змеенышем обзывать? Тебя за этим Треска послал?!
Мишка угрожающе качнулся в сторону Буеславы и та вздернула руку в защитном жесте.
— Сядь, где сидела, БАБА! Не исполнила ты поручения честного мужа! Видать, неспособна!
Как смотрели на своего сотника сидящие вокруг опричники! Какая тишина повисла над дреговичами, изображавшими из себя пленных! Над бортом ладьи опять маячила голова десятника Егора, но тот молчал, а левый висок и щеку буквально жгло от взгляда той самой разбитной молодки…
Мишка обернулся к ней и, чувствуя себя распоследним подонком, нагло «раздел» ее глазами, напрочь позабыв про свою подростковую прыщавость. Молодуха закусила губу и отвернулась.
— Всем сидеть, молчать и думать! — негромко, но с отчетливыми повелительными интонациями, приказал Мишка, благо мужчин, старше его по возрасту в группе фальшивых пленников не было. — А думать вот о чем: если Ратное хочет мира, это не значит, что мы ослабли; если мы разговариваем вежливо, это не значит, что нам можно в ответ хамить; если вы сами от ворогов оборониться неспособны, то это сделаем мы, но с вас за это возьмем подати — бесплатно не бывает ничего!
«Вот так, господа-товарищи дреговичи, раз уж лорд Корней взялся формировать в своем графстве настоящие баронства, требуется надлежащая пропагандистская поддержка… И никуда вы, на хрен не денетесь!».
Когда квелый с недосыпа Мишка заявился по зову Корнея в дом боярина Федора, то оказался на военном совете, и прямо с порога был задействован в качестве счетовода — Корней с десятниками подсчитывали истребленных ляхов и пытались сообразить, сколько их еще осталось.
— Так, Михайла, давай-ка считай: у Ратного было их семь десятков…
— Семьдесят один. — Уточнил Мишка.
— Не суть! Одним больше, одним меньше… не перебивай! — Корней досадливо отмахнулся, как от надоедливой мухи. — Давай считай: семьдесят один и здесь вы сорок шесть ляхов положили…
— Сто семнадцать! — доложил Мишка.
— Кхе! Изрядно… вот тебе и сопляки с игрушками… Лука, сколько ты с лесовиками перебил?
— Шестнадцать … — Лука с интересом глянул на Мишку, видимо успехи Младшей стражи оказались для него сюрпризом — …и одного живым взяли.
— Ага! И мы здесь еще восемнадцать посекли… Михайла, сколько всего выходит?
— Сто пятьдесят два!
— Так, значит… — Корней поскреб в бороде. — Бурей, чего пленный сказал? Сколько еще осталось?
— Еще голов пятнадцать-двадцать должно быть, они на ладье вверх по Случи ушли. И еще должны быть на другом берегу, но точно он не знает, говорит, что много, примерно столько же, сколько и здесь.
— Это выходит, что их аж три сотни набирается? Что-то многовато… — Лука с сомнением покачал головой. — Три сотни собрать… ладно, где-то набрали, но провести их сюда…
— Ну! — подхватил десятник Фома. — Пограбить и ближе можно было! Чего сюда-то приперлись? И как дорогу узнали? Ладно, Княжий погост — место известное, ладно Ратное — наезженная дорога есть, а как же до лесных селищ-то дорогу вызнали?
— А вот так же! — Бурей сделал пальцами правой руки такое движение, словно что-то ломал или выворачивал. — Погостных людишек попытали, да вызнали! Мне пленный рассказал: Вацлав ихний еще с одним… как-то звали… не помню, себе Ратное взяли, а остальные, у которых людишек менее двух десятков, жребий метали — кому какое селище грабить. Пытанных людишек себе в проводники взяли и расползлись.
— Да это-то понятно! — Лука все никак не мог успокоиться. — Но как они три сотни через Волынь провели?
— Не через Волынь, а через городненские земли! — досадливо поправил Корней. — Кхе! Значит, так: подробно объяснить не могу — сам всего не знаю — но ляхов через себя пропустил князь Всеволод Городненский, а понадобились ляхи здесь, чтобы отсюда помощь в Заприпятье не пришла. Полоцкие князья, пока Мономашичи в степи половцев гоняют, вроде бы собираются от Турова Заприпятье отторгнуть и устроить там Пинское княжество, которое им в помощь против Киева будет. Может быть и не так задумано, можно только гадать, но Борис Полоцкий, Святослав Витебский и Рогволд Друцкий, возможно уже осадили Пинск, Слуцк, другие города… непонятно только, почему Всеволод Городненский в это дело ввязался, он же на сестре Мстислава Киевского Агафье женат. Не должен он был бы против Мономашичей идти.
Сообщение Корнея, ничего, в общем-то, не объяснив, вызвало оживленный обмен мнениями — каждый стремился хоть что-то высказать по поводу сложившейся ситуации.
А ну, тиха-а!!! — Корней хлопнул ладонью по столешнице. — Успеете еще князьям косточки перемыть! Нам сейчас не о них, а о здешних делах помыслить надо! Пока мы тут рассуждаем, на том берегу Случи ляхи веси грабят, а нам, хоть разорвись, и здесь сидеть надо, чтобы последних ляхов изловить, и на тот берег с помощью подоспеть нужно!