Оказывается, одна из групп грабителей, на свою беду, вылезла из леса как раз туда, где Лука занимался оборудованием своей боярской усадьбы. Вернее не к самой усадьбе, а к находившемуся неподалеку небольшому дреговическому поселению. Лесовики каким-то образом засекли приближение неприятеля и, здраво рассудив, что если уж поблизости завелся боярин, то надо поиметь с этого хоть какую-то пользу, послали к Луке гонца. Остальное уже было делом техники — восемь (считая самого Луку) конных и доспешных ратнинцев (лучшие лучники сотни) и с десяток лесных охотников устроили засаду и истыкали ляхов стрелами, раньше, чем те сумели что-то сообразить.
Потом Лука повел свое воинство к соседу — тоже получившему воеводское боярство десятнику Игнату. До тех мест ляхи не добрались, но зато сводный отряд Луки пополнился тремя ратнинскими воинами и еще десятком, с небольшим, дреговичей. Уяснив из допроса раненого ляха сложившуюся ситуацию, Лука с Игнатом решили двигаться не к Ратному, а к Княжьему погосту. По дороге, лесовики, исполнявшие роль разведчиков и проводников обнаружили следы еще одного отряда ляхов, гнавших по лесным тропинкам захваченных пленных и скотину, но догнать их не успели — напоролись на своих. Тут-то десятник Егор чуть и не вздел Луку на копье, в последний момент удержался, а Лука на весь лес орал такое, что, по словам ратника Арсения, у Егора наконечник копья прямо на глазах ржаветь начал.
— И куда ж вы дреговических отроков после учебы денете? — продолжила расспросы Буеслава, понизив голос почти до шепота. — Или у себя на службе оставите?
— Боярыне Гре… Градиславе Всеславне надлежит боярскую дружину иметь, вот и будет ей дружина.
— И не опасаетесь?
— Чего? — Мишка сделал вид, что удивился, хотя суть вопроса прекрасно понял.
— Ну… так… — Буеслава тоже сделала вид, что не может подобрать нужных слов — вы христиане… а она…
«Ага, не желаете четко формулировать, мадам, значит, надо понимать, не хотите портить отношения. Эге, а случайный ли у нас разговор? Тех, кому надо изображать пленных, среди лесовиков выбирал почтеннейший Треска. Не его ли поручение выполняете, сеньора?».
— Ты про то, матушка Буеслава, что христиане с велесовцами в Погорынье уже больше ста лет режутся?
— И что ж ты скажешь? — не стала ни подтверждать, ни опровергать Мишкины слова Буеслава.
— Да сказать-то много чего можно. К примеру, что за столько лет, через жен из дреговических родов, ратнинцы чуть ли не со всем Погорыньем породнились. Можно еще сказать, что мы с боярыней Градиславой никогда не ссорились, а недавно воевода Корней к ней ездил, принят был ласково и какой-то ряд заключил, но какой именно, мне неизвестно. А еще… знаешь, матушка Буеслава, случилась как-то в давние времена такая история. Однажды, Господа Бога нашего Иисуса Христа остановили у входа в храм его недруги. Был Он тогда еще совсем юн, и решили они, что легко могут Его в смешном виде перед людьми выставить. Спрашивают Его: «Надо ли платить подати римскому кесарю?». Что ответить? Сказать: «Не надо, потому что римляне захватчики»? — получится, что призываешь к бунту против римлян. Сказать: «Надо»? — получится, что ты против своего народа и своего Бога.
Увидел Иисус монету в руке у одного из своих недругов и спрашивает: «Чей лик на монете?». «Кесарев» — отвечают. «Ну, так и отдайте Богу — богово, а кесарю — кесарево». И недруги Его удалились в великом смущении. Вот и я повторю за Ним: «Богам — божье, людям — людское. И не надо одно с другим мешать».
— Хм… — Буеслава покривила рот в усмешке. — Думаешь, и я в смущении удалюсь?
— Да с чего бы? — снова изобразил удивление Мишка. — И я — не Он, и ты мне — не недруг! Или я ошибаюсь?
— Верно говорят: — Буеслава снова не стала отвечать на впрямую заданный вопрос — интересный ты отрок, Ждан…
«Кто говорит? Не почтеннейший ли Треска?».
— Так учителя у меня хорошие, матушка Буеслава. Та же боярыня Градислава Всеславна не брезгует, уму разуму учит… и другие.
— Богам — божье, людям — людское. — Повторила за Мишкой женщина. — Значит, так ты и рассуждал, когда дал нашим возможность свое достояние спасти? Или же тебе боярыня заранее подсказала?
«Ну, конечно, Треска, кто же еще?!».
— Не подсказывала, но уверен: одобрила бы! Матушка Буеслава, взял б кто из ваших да приехал бы на нашу Воинскую школу посмотреть, заодно и с боярыней повидались бы, мы ж рядом — меньше версты.
— А чего мне на вашу школу глядеть? — резкая смена темы сбила женщину с толку.
— Так ведь ярмарки-то в прошлом году не было, и в этом году не будет!
«Хе-хе, реклама — двигатель торговли, сэр! Ну, сеньора, ну, спрашивайте: «А причем здесь…».
— А причем здесь ярмарка-то? — послушно последовала мысленным рекомендациям Буеслава.
— Так у нас в Ратном лавка купеческая открылась, хоть каждый день торг веди. К вам же летом с товарами приезжали?
— Приезжали…
— А много ли во вьюках привезешь? В лавке же всего, чего хочешь, полно! Приезжай, торгуй! И добираться удобно, хоть летом, хоть зимой — по Пивени, мимо нас не проедешь! А как расторгуетесь, то всего полдня пути, и можно боярыне почтение выказать, да на воинскую школу глянуть.
— Да что ты привязался-то со своей воинской школой? — Буеслава недовольно повысила голос.
— Т-с-с… — Мишка приложил палец к губам. — Опять десятник Егор ругаться будет.
«Нормальненько! Информация о лавке, считай, «двадцать пятым кадром» прошла! Потом всплывет. Маркетинг, блин… А теперь, внимание, почтеннейшая публика, сейчас будет фокус!».