А отец Михаил? Вот для него размен трех жизней на материальные ценности неприемлем в принципе. Ибо сказано: Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет и где воры не подкапывают и не крадут; ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». И можно было бы согласиться, но ваше-то сердце, сэр Майкл, здесь — на земле…
Аристарх-Туробой? Вот для него, скорей всего, во главе угла должны стоять чисто военные соображения, а с этой точки зрения упрямое продолжение операции после того, как первоначальный план провалился… правильно или неправильно? Экспромт, позволивший все-таки выполнить поставленную задачу, но стоивший жизни трем отрокам… это как? Не с нравственной, а именно с военной точки зрения? Это вам, сэр, лорд Корней утречком объяснит…».
— Господин сотник, урядник Яков по твоему приказу явился… Ой, Минь, а у тебя опять левая…
— Погоди, Яш, чего это погостных десятников нигде не видно?
— Так, беда, господин сотник, оба погостных десятника побиты! Парфен насмерть, а Кондратий покалечился…
— Как насмерть, как покалечился?
— Парфена из этого… ну, самострела ляшского…
— Из арбалета?
— Да, прямо в лицо, а Кондратий с тына на ляха прыгнул, ляха насмерть задавил, а сам ногу сломал. Матвей говорит, что перелом какой-то нехороший.
— А наши?
— Под Варфоломеем коня убили, он, когда падал, руку вывихнул. Матвей вправил, говорит, что ничего страшного. Фоме чем-то по шлему звезданули, глаза в разные стороны, тошнит… Матвей говорит: не боец, лежать надо. И еще… отрок Симон самострел поломал — под ним тоже коня убили, ну, когда падал, прямо на самострел…
— Господин сотник, урядник Андрей… — Мишка махнул рукой, прерывая доклад, но Андрей, против ожидания, не замолчал: — Господин сотник, не дело творится! Эти… — урядник первого десятка махнул рукой в сторону погостных ратников — … наши болты из убитых выдирают, и говорят, что это их добыча, как бы…
Мишка недослушал — от полыхнувшего ощущения опасности, отступила даже мозжащая боль в левой руке. Сразу же вспомнилась сцена в Отишии, когда напарник Дорофея Митяй потянулся за копьем, готовый схватиться из-за добычи даже с ратнинцами. Тогда рядом был Немой, а сейчас никого, тогда кругом были свои, а сейчас… да еще и сами погостные ратники «без руля и без ветрил» — один десятник убит, другой серьезно ранен.
«Блин, неужели в своих стрелять придется? А что делать, если эти жлобы совсем обнаглеют? Торгаши, туды их… мы для них сопляки, таких при дележе добычи обнести — «дело чести», иначе себя уважать перестанут. Жизнью в торговом месте воспитаны… как менты при рынке. Что делать? Стерпеть, дождаться деда и требовать справедливости? А что пацаны подумают? Да даже если и не подумают ничего такого… это жлобье, считай, дважды свой погост просрало, из-за этого трое пацанов… а теперь… Вот уж хрен! Только самострелов наших боитесь, а так за людей не считаете? Ну, будут вам самострелы!».
— Яков! Быстро свой десяток на крыши и заборола! Петра и Серапиона с собой возьми! Постарайся не убивать и не калечить, только напугать… но если закрутится, а я командовать не смогу, сам решай!
— Так… свои же… — нерешительно попытался возразить Яков.
— Это они в бою своими были, а сейчас в них торгашество взыграло, а десятников нет… забыл, как взрослые ратники к нам относятся? Исполнять!!!
— Слушаюсь, господин сотник!
Мишка проводил глазами разведчиков и приданных им двух лучших своих стрелков и удовлетворенно кивнул.
«Нет, стрелять в своих, какими бы они ни были, конечно, не дело… однако конфликты из-за дележа добычи не должны быть ЗДЕСЬ чем-то необыкновенным, наверняка, время от времени, случаются. Так что, чего-то экстраординарного в этом не будет… Попробуем, все же, обойтись без кровопролития».
— Степан, Андрей, глядите, чтобы ваши ребята не разбредались, мало ли…
Договорить Мишка не успел — над усадьбой боярина Федора разнесся крик:
— Наших бьют!!!
Орал погостный ратник, выскочивший из ворот склада — какой-то весь тощий, нескладный, в кольчуге не по комплекции, распояской, да к тому же еще и оттопыривающейся на животе, словно там что-то спрятано. Он снова раззявил рот, и даже уже начал повторять призыв «Наших бьют», но вслед ему из склада вылетел помятый шлем (похоже, его же собственный) и крепенько приложил его по загривку. Крикун бухнулся на четвереньки и возопил:
— Люди!!! Да что ж это делается?!! Сопляки ратников…
Крик оборвался — следом за крикуном из склада выскочили отроки Никита и Марк. Никита с размаху двинул крикуна сапогом по ребрам, а Марк завертел головой, разыскивая взглядом Мишку. Шлема на Никите тоже не было, из носа текла кровь, а левая сторона лица, прямо на глазах, заплывала синяком.
— Бей недоносков!!! — заблажил кто-то, невидимый Мишке.
Погостные ратники, поначалу замершие, сунулись, было, в сторону Никиты и Марка, но переднему прямо под ноги врезался самострельный болт так, что тот от неожиданности отпрыгнул назад, а еще двоим болты звонко щелкнули по макушкам шлемов и ушли в рикошет. Кто-то вскрикнул, видимо, поймав срикошетивший болт, и все дружно завертели головами, глядя на стоящих на крышах разведчиков Якова.
— Стоять, козлодуи!!! Всех перебьем на хер!!! — заорал что было мочи Мишка.
— А ну не трожь лук!!! — донесся откуда-то сверху голос Якова.
Затем послышался щелчок выстрела, и сразу за ним треск разламываемого колчана и невнятное ругательство кого-то из погостных ратников. Судя по голосу, тот же ратник, что призывал бить недоносков, начал орать что-то типа: «Да чего вы смотрите…», но самострельный болт рванул его за бороду и, кажется, задел оперением по лицу, потому что ратник шлепнулся задом на землю и схватился рукой за подбородок.