Отрок. Богам — божье, людям — людское - Страница 99

К оглавлению

«Бледный… может кровью истек? Проверим…».

Мишка пнул ляха по раненой ноге, тот дернулся, застонал и раскрыл глаза.

— А-а, живой, значит?

— Проше… пан… для бога…

— Ты этой рукой копье метал?

— Для бога, пан!

— Н-на!!!

— Иезус!!!

Секира перерубила ляху руку выше локтя и, вырвавшись из Мишкиных пальцев, осталась лежать на трупах.

— Не добивать его! Пусть так подыхает… за Исидора!

Мишка вышел из-за угла склада глянул на наполненный людьми и лошадьми двор усадьбы и почувствовал, что надо хоть на несколько минут сесть где-нибудь в уголке и расслабиться. На глаза попался стоящий возле сарая чурбак, Мишка опустился на него и, привалившись спиной к стенке сарая закрыл глаза. Странное чувство — тело, вроде бы и расслабилось, а внутри все натянуто, как струна… и смотреть ни на что и ни на кого не хочется.

«Два поединка, сэр Майкл… вы теперь опоясанный воин, можете открывать личный счет, до серебряного кольца восемь осталось. Хотя, сказать по чести, с первым — тем долговязым — вам просто повезло. Он вам за спину пялился не потому, что ребят боялся, а потому, что ждал, когда четверо из прохода в дом выскочат, а от вас такой шустрости не ожидал — надеялся на расстоянии удержать, пока те четверо не навалятся. Вот второй — ваш, без вопросов, спасибо лорду Корнею за науку: драться, даже лежа, учил вас он.

А теперь, сэр, пора подумать: какую пользу можно извлечь из вашей сегодняшней победы. Вашей, вашей, не надо скромничать, погостные ратники без вас и ваших «преторианцев» ни черта бы не смогли. Имидж, сэр Майкл, имидж! На Княжьем погосте ярмарки проходят, значит, здесь не только административный и торговый центр, но и информационный! Хватит от Нинеи зависеть в контактах с местным населением, пора свои каналы создавать. Да и «преторианцы» ваши, после внушения «доктора» Настены и сегодняшней победы, каждое ваше слово, как откровение воспримут.

Вы обратили внимание на то, что нет никаких восторженных криков? Отроки еще не въехали в ситуацию, а погостные дурни кинулись разбросанный товар собирать. Десятник Кондратий, как последний дурак, такой выгодный шанс упускает — сейчас бы выехал на середину, махнул бы мечом, да заорал: «Победа! Благодарю за службу!» или что-нибудь в этом роде. И все — он победитель, он командир, освободивший погост от захватчиков, он здесь хозяин, пока боярин Федор не вернется. А когда вернется, то будет принята именно та версия событий, которую изложит он, а не обгадившийся писарь, «оставленный на хозяйстве» и не оправдавший оказанного ему высокого доверия. Действуйте, сэр, действуйте!».

— Степан! — окликнул Мишка стоящего неподалеку десятника второго десятка. — Это ты Антону харю раскровянил?

— Нет, это его лях так в щит двинул, что Антохе полморды бармицей обшкрябало и зуб, вроде бы…

Теперь, когда с сотником было все в порядке, Антон для Степана сразу же перестал быть «усерышем», и в голосе урядника даже проскользнуло сочувствие, что дополнительно подтвердило Мишкины подозрения, насчет внушения, проведенного Настеной.

— А ногами зачем его пинал? Пинал, пинал, я знаю! Если уж ты так обо мне беспокоился, то сразу надо было посылать отроков на поиски. А вдруг я раненый лежу и кровью истекаю? Ты же, вместо того, чтобы мне помочь, Антоху лягал — время зря тратил!

— Господин сот…

— Не говори ничего! Просто запомни: между возникновением желания и действием по его исполнению должен обязательно быть небольшой промежуток. И в промежутке этом всегда, запомни, всегда должна быть мысль: «А надо ли? На пользу ли?». Приучишь себя к этой мысли, сразу же намного меньше глупостей делать станешь. Понял меня?

— Так точно, господин сотник!

«Время теряете, сэр, время!».

— Так, Степан, теперь пошли кого-нибудь из отроков за урядниками Яковом и… — Мишка запнулся, так как все еще не привык, что первым десятком командует не Роська. — … и урядником Андреем, да пусть не орут, а тихонько ко мне позовут. Еще одного пошли найти мои меч и самострел, они там где-то остались… и щит мне на замену подбери, мой-то, того и гляди, развалится.

Пока Степан отдавал распоряжения, потом помогал своему сотнику избавиться от разбитого щита и даже пытался высказаться насчет того, что опять, мол, левой руке досталось, Мишка безуспешно высматривал погостного десятника Кондратия. Того, почему-то нигде не было видно, не было видно и второго погостного десятника Парфена.

Онемение в левой руке начало проходить и она заныла от плеча до самой кисти. Мишка попробовал пошевелить пальцами, согнуть руку в локте — мышцы подчинялись, но как чужие, и ощущения, словно через вату.

«Исидор, Захарий, Иннокентий… еще трое. Могли бы жить… чтоб оно все провалилось, в бога, душу, гроб… за благополучие боярина Федора трех пацанов… Вот за это военные и не любят, да что там не любят — ненавидят политиков! Никакой же военной необходимости… с утра бы, полным составом, под прикрытием самострелов вышибли бы ворота… высшие соображения, туды их в печенки! И ведь не денешься никуда — надо! Как там у Симонова в романе «Солдатами не рождаются»… «Написал в приказе букву — а кто-то умер. Провел сантиметр по карте — а кто-то умер. Крикнул в телефон командиру полка «нажми», — и надо крикнуть, обстановка требует, — а кто-то умер…». Почувствовали на собственной шкуре, сэр? И ладно бы на шкуре, а то ведь на совести! И с этим придется жить… и, если понадобится, повторять снова и снова…

А может быть, правы либерасты, и нормальный человек совершать такое должен быть не способен? Но что считать нормой? Вот, скажем, Нинея посчитала бы, что все сделано правильно — цель оправдывает средства. А Настена? Вроде бы, она заставила ребят закрывать вас, сэр, собственными телами, значит жизни разных людей для нее имеют разную ценность. Но такая же прямолинейная позиция, как у Нинеи — не ее стиль. Настена, пожалуй, посчитала бы правильным штурмовать Княжий погост всеми наличными силами, но при этом как-то удержать ратников от «прихватизации» имущества боярина Федора… а это вообще, возможно? Для Настены, может быть, и возможно.