Отрок. Богам — божье, людям — людское - Страница 58

Прожил Агей после этого еще долго. Дождался, пока вырастут и женятся внуки, дождался даже того времени, когда жена внука Фрола, после двух дочек, родила мальчика — правнука. Крестили того Михаилом.

А погиб Бешеный Лис через несколько месяцев после рождения правнука Мишки, нелепо и обидно, даже тела не нашли — положили в домовину одежду и оружие. Перуничи справили по сотнику тризну, окропив алтарь кровью черного коня, и порешили двигать в сотники Корнея, которому шел уже тридцать седьмой год и который только что приобрел свое зловещее прозвище «Корзень».

Случилось же все так. Осенью, на ярмарке в Княжьем погосте, княжьи людишки, пришедшие в полюдье, попеняли Агею, что податей дреговичи привезли меньше обычного. Может и врали — жадность княжьих людей уже стала притчей во языцех, но Агей пообещал порыскать по глухоманям в поисках неизвестных селищ лесовиков, после того, как встанут реки и замерзнут болота. На снегу искать следы легче — летом-то лесовики за собой следов почти и не оставляют.

Сказано — сделано. Пока после большой облавной охоты по первой пороше ратнинцы разделывали туши, клали в ледники, солили и коптили мясо, выделывали шкуры, да занимались другими заготовками, подкатили и крепкие морозы. Агей, всего с десятком ратников отправился по лесам искать следы, а сотне наказал быть наготове — мало ли, большое селище найдется, одним десятком и не примучаешь. Хотя надежда отыскать крупное селение, доселе неизвестное, была невелика. Через несколько дней поисков наткнулись на след волокуши и нескольких пеших, пошли по нему. След раздвоился — волокуша и конские копыта в одну сторону, пешцы в другую. Агей своих людей тоже разделил: пятеро с десятником пошли по следу волокуши, а Агей, еще с пятерыми — по следу пеших. Переночевали в лесу, и еще до полудня вышли к хутору извергов. Изверги встретили ратников, хоть и без радости, но вежливо: кланялись, пригласили в дом, выставили угощение. Дальше же — неизвестность. То ли опоили чем-то, то ли сонных зарезали, никто не знает и спросить не у кого. Единственное, что поняли по следам десятник и пятеро оставшихся воинов — Агея и пятерых ратников, что были с ним, уже мертвыми (или без памяти) дотащили до проруби и спустили под лед.

Сами-то ратники, шедшие с десятником, никакого жилья не нашли, потому что след волокуши привел их к поляне со стогами сена. Двое молодых парней, грузивших сено на волокушу, увидев ратников, все бросили и скрылись в лесу, а следы их завели ратнинцев в такие буераки, что и пешему-то пролезть трудно, а уж конному и вовсе пути нет. Вернулись на старый след, к вечеру вышли к хутору. Изверги кланялись, приглашали в дом, сулили угощение, но никто из тех, кто ушел с Агеем, так и не появился, и это показалось десятнику очень подозрительным. На хутор не пошли, а пошарили вокруг и поняли, что тела сотника и ратников спустили в прорубь. Впятером лезть на хутор побереглись, а встали вокруг дозором, отправив гонца в Ратное.

Принесенная гонцом весть об убийстве сотника подняла в седло всех, способных носить оружие, и как-то само собой получилось, что во главе карательного похода встал Корней. Никто особенно и не удивился — на святое дело идет человек, за отца мстить! Только вот не догадывался никто, какой вид примет эта месть.

Шли быстро, чтобы не растягиваться — несколькими отрядами, и один из отрядов отловил, по пути двух охотников дреговичей. Корней приказал их не обижать, но вести с собой. Когда подошли к хутору, увидели на снегу два пробитых стрелами тела — хуторяне, предчувствуя беду, пытались ночью сбежать, но ратники в дозоре не спали. Взять полным составом сотни хутор, где вместе с бабами и детишками, от силы, набралось бы два десятка народу, никакой сложности не представляло, но Корней задумал нечто иное. Он приказал, снять плетень с огорода и обнести им хутор. Плетня оказалось недостаточно, и тогда в снег воткнули колья и переплели их ветками.

После того, как работа была завершена, Корней вышел к самому ограждению и заорал: «Эй, слушайте! Перун Громовержец всегда вашего Велеса побеждал, а Крест Животворящий над всем властвует! Посему, судьба ваша предрешена, и изменить ее не может уже никто и ничто!» Похлопал рукой по плетню и снова заорал: «Знаете что это такое?! Вы ведь, когда покойников своих хороните, корзинь для них плетете! Так вот: это — корзинь для вашего хутора, для всех сразу!».

Откуда-то из-за дома вылетели две стрелы, Корней принял их на щит и приказал поджигать хутор сразу со всех сторон. Кое-кому из ратников потом долго вспоминались крики заживо сгорающих людей. Стрелять по выбегающим с хутора Корней запретил, луки в руках держали только четверо: он сам, его приятель с детства Аристарх, ратник Данила и ратник Лука Говорун. Били бегущих по ногам, а когда выбегать люди перестали и крики затихли, раненых подобрали и зашвырнули обратно в огонь.

Дождавшись когда пламя начнет спадать, Корней подозвал к себе захваченных охотников и наказал им: «Ступайте и расскажите всем: если к нам с добром, то и мы никого не обидим, а если нет… коли понадобится, то я для всего Погорынья корзинь сплету! Так и рассказывайте!».

Кто первый придумал прозвище «Корзень», неизвестно, но так, вскорости, стали звать Корнея и ратнинские перуничи, и погорынские дреговичи, а потом и все Погорынье.

Так стал Корней сотником ратнинской сотни и правил ей, без малого, десять лет. Правил не только умело, мудро, но и удачно — люди понимающие знают, что сочетание мудрости и удачливости редко сходятся в одном человеке. Удачей было и то, что младенцы, рожденные холопками по решению перунова братства, ко времени его сотничества стали уже зрелыми мужами и сами обзавелись многочисленным потомством — сотня обрела почти былую силу, и то, что тесть его Святополк Изяславич, став великим князем киевским, оставил Туров и Пинск в области великого княжения, и на туровский стол не сел очередной временщик — посадник не князь, совсем уж не наглеет, да и помнит, что в Погорынье сидит не просто сотник а княжий зять, и то, что на Волынском столе на какое-то время утвердился друг молодости князь Ярослав — настал покой на волынском рубеже, и то, что в Киеве, даже после смерти корнеева тестя, не закрутились новые неурядицы, а сел на целых двенадцать лет мудрый и грозный муж — Владимир Мономах… да мало ли событий, независимых от нашей воли, происходят вокруг, в благоприятном для нас смысле, порождая некое «поле удачливости»? Случается, впрочем, и наоборот, и могут не помочь ни мудрость, ни умения. Корнею, в этом смысле, повезло.