— Ну, как знаешь…
— Так ты княжьим ближником был? — все не мог угомониться Анисим. — А чего ж тогда…
— Да, сурово это с муравейником-то. — Опять перебил Алексей. — У меня, вот, тоже одного половцы поймали. Привязали к коню и погнали вскачь, так и волочился по земле, пока мясо с костей не соскоблилось.
— Половцы, вроде, по-другому казнят. — Удивился Осьма. — Глаза выкалывают и бросают посреди степи.
— Это они своих так, кто сильно провинится — вроде бы и не убивают, но, все равно, смерть. А с чужими — кто во что горазд. Мы тоже, бывало, развлекались… Было у меня два любителя — братья родные — такое вытворяли… потом их свои же кончили, не стерпели, хотя народец у меня вовсе не нежный был, да и не умственный, тоже. Но всему же предел должен быть. Так что, если бы ты того татя к муравейнику привязал — поделом, пусть бы сам попробовал.
— Леха, а ты, значит, с волхвой знакомство свел? — Анисим, наконец-то, отцепился от Осьмы. — Слушай, а меня к ней сводить можешь?
— Д-дурак… — вполголоса пробормотал Осьма.
— Смотря зачем, — ответил Анисиму Алексей — если ты на нее только как на диковинку попялиться желаешь…
— Нет, нет, нет! — Замахал руками Анисим. — Что ты! Дело у меня к ней, я давно собирался, да неловко, как-то, самому, а ты с ней знаком, ну и…
— А Настена-то не может тебе помочь? Говорят, что она не слабее…
— Да ну ее… — Анисим досадливо поморщился. — Надсмеялась, да прогнала… заноза. Взять бы ее, да вместе с дочкой…
— Во-во! Ты это Михайле расскажи, особенно про дочку! — неожиданно развеселился Осьма. — Он тебе, кроме тех девяти отверстий, что Господь Бог в человеках проделать изволил, десятое проковыряет. Болтом самострельным! И место хорошее подберет, не сомневайся, он парень умственный, как раз такой, каких ты любишь!
— Врешь, Осьмуха, у баб дырок больше! — подключился в тон купцу Алексей.
— Ага! Я же и говорю: место хорошее подберет! И станешь ты, Анисим, бабой. — Осьма мечтательно прикрыл глаза. — Сиськи вырастут, борода облезет… И к волхве ходить не надо, Михайла сам управится!
Анисим обиженно насупился и молча уставился себе под ноги.
— Ну вот, надулся, тудыть тебя! — Осьма пихнул Анисима в бок. — Будет тебе, шуток не понимаешь?
— Шуточки вам все… а у меня жизнь вся наперекосяк идет!
— Что, так плохо? — участливо поинтересовался Осьма. — Болезнь какая-то?
— Да нет, здоров я. — Анисим тяжко вздохнул. — Тут другое дело. Удачливости бы мне, хоть немного. Казалось бы, все хорошо, все, как у всех, а как-то так выходит все время…
Анисим говорил не поднимая глаз и не глядя на собеседников, те тоже примолкли, Осьма даже перестал почесываться.
— Поп говорил, что Христа в тридцать три года распяли… мне тоже тридцать три. Стал десятником, хозяйство доброе, детишек четверо выжило… троих-то господь прибрал… а все не так! Десяток от меня ушел, из детей только девки выжили, хозяйством с братьями делиться надо. И всю жизнь такое творится! Только-только все хорошо устроится… и бац! Как сквозь пальцы удача уходит! Вот и сейчас: ты, Леха, думаешь, я не заметил, что тебе мое желание десяток из младшей стражи набрать не понравилось? Все я заметил! И ты — старший наставник, мимо тебя — никак! А ведь как хорошо могло выйти! Опять удача мимо прошла!
Осьма скорчил рожу и подмигнул Алексею, тот понимающе покивал.
— Вот я и думаю: — продолжал Анисим — может быть, мне волхва удачу привадить поможет? Нет, вы не подумайте, я язычеством не опоганился — посты блюду, к исповеди и причастию хожу, на церковь жертвую, но… не помогает же! Ну, схожу разочек к волхве… отмолю грех потом — не смертный же!
— Не смертный, — подтвердил Осьма — но проистекает от смертного, от греха уныния. Семь грехов потому смертными и называются, что от них иные грехи проистекают.
— И чего ж делать? — тоскливо вопросил Анисим, все так же не поднимая глаз.
— Сходи к волхве! — уверенно ответил Алексей, одновременно отмахиваясь от открывшего, было, рот Осьмы. — Мне Настена тоже не взялась помочь, не насмехалась, правда, но не взялась Саввушку лечить. Я к Нинее и пошел. Пути господни неисповедимы, кто знает, может быть Господь испытывает тебя: готов ли ты рискнуть спасением души, ради благополучия ближних? Ты же не о себе печешься — о семье, о дочках?
— Конечно! — Анисим поднял, наконец, глаза и благодарно посмотрел на Алексея. — И покаяться же потом можно!
— А цена? — возмутился Осьма. — Ты хоть представляешь себе, ЧТО волхва от тебя в уплату потребует?
— Я не нищий! Серебришко водится!
— Да не о серебре я! — Осьма возмущенно хлопнул себя по бедрам. — На кой ей твое серебро? Вон, с Лехи она вообще ничего не взяла, только велела отроков со тщанием обучать, так в Воинской школе и ее отроки учатся…
— Ну, отслужу, как-нибудь. — С непоколебимой уверенностью в благополучном исходе ответил Анисим. — Удача-то уже при мне будет, выкручусь.
Осьма, пользуясь тем, что Анисим на него не смотрит, покрутил пальцем у виска и развел в стороны руки, как бы говоря: «Я сделал все, что мог». Алексей проигнорировал пантомиму купца и ободряюще кивнул бывшему десятнику.
— Вот и правильно. Я думаю, что плата с тебя будет такая же — отроков учить. Но не для себя, не только тех, кого в свой будущий десяток выбрать захочешь, а всех. И обмануть волхву не получится — сразу же заметит, что ты одних учишь тщательнее, чем других. Понял меня?
— Ну, конечно! И греха в том никакого не будет — христианское же воинство обучать станем!