Отрок. Богам — божье, людям — людское - Страница 97

Щит привычно переместился из-за спины на руку, а меч, будто и был обнажен еще с утра — отработанные до автоматизма движения даже не затронули сознания, оно все было поглощено изучением противника и места схватки.

«Проход между стеллажами узкий, значит, сдвинуться влево, чтобы случайно не зацепиться клинком. Он долговязый, руки длиннее и меч тоже — ввязаться в ближний бой. У меня за спиной на полу чисто — можно свободно двигаться, он только что перешагнул мешок, если отшагнет назад, запнется. Стреляет глазами мне за спину? У него нет времени! Ребята сейчас перезарядят… Нет! Я тебя сам завалю! А отвлекаться на ребят — пожалуйста, сколько угодно. Лицо не закрыто ни бармицей, ни личиной, только наносник шлема…, высоковато, через щит не достану. Ноги… куртка из толстой кожи защищает почти как кольчуга, но доходит ему только до середины бедра. Ноги мои! Ближний бой и атака понизу! Меч поднят над плечом… естественно, в тесноте удобнее бить сверху. Прикрыться щитом? Мужик здоровый, двинет так, что… Нет! Вперед, проскочить под ударом и по ногам! Вперед!».

Мишка прыгнул навстречу ляху, словно на нем и не было многокилограмового доспеха. Лях видимо не ожидал такой наглости от мелковатого, по сравнению с ним противника и упустил время для нанесения удара клинком, но не растерялся и врезал по Мишкиному шлему навершием рукояти меча, одновременно его щит нырнул вниз и пресек движение Мишкиного клинка к ноге.

Удар по шлему пришелся немного вскользь, но Мишку ощутимо шатнуло и пришлось махнуть левой рукой со щитом, чтобы удержать равновесие. И… вдруг пришло то состояние, которое мишка испытал под воздействием Аристарха в Нинеиной веси. Лях снова занес руку для удара, но как медленно и совершенно без всякой хитрости — расчет только на силу и длину клинка. Мишка «выстрелил» ребром щита подмышку ляху. Такой удар, по словам Алексея, мог выбить плечевой сустав и сделать противника совершенно беспомощным. Получилось или не получилось, Мишка не понял, но его противника слегка развернуло и он запнулся-таки о валяющийся сзади мешок. Лях на мгновение замер, стараясь сохранить равновесие, дернул для баланса щит вверх… Но это для него было мгновение, а для Мишки длиннющая пауза между двумя ударами сердца. Мишкин меч, описав красивую (залюбуешься!) дугу, достал выставленную вперед левую ногу ляха спереди, чуть ниже колена, перерубая сухожилие, разгибающее ногу!

Из-под Мишкиного противника словно выдернули землю — он хрипло вскрикнул, взмахнул руками и начал было валиться назад и влево, но задержался, упершись щитом в стеллаж, и тут Мишка, полностью раскрываясь, кинул левую руку со щитом назад, а по правой стороне тела запустил «волну» от ступни до кончика меча, превращая рубящий удар в хлещущий. Клинок ссек кисть руки ляха вместе с зажатым в ней оружием, будто бы и не ощутив сопротивления.

Еще один хриплый вскрик, брызжущая из обрубка руки кровь, и третий удар — добивающий — между плечом и шеей. Даже если бы клинок и не рассек кожаный капюшон, удар, все равно, смертельный.

— Федька-а-а!!! Свисти-и-и!!!

Если бы не нужно было отдавать приказ, Мишка орал бы просто так — возбуждение распирало изнутри, требовало действия, движения или, хотя бы, крика…

Больше ничего ни сказать, ни сделать Мишка не успел, он даже не услышал, подал ли Федор сигнал, столько всего произошло в следующий момент. В проеме передних ворот склада снова появились фигуры лучников, одна стрела, с хрустом пробив щит, ткнулась наконечником в кольчугу на груди и остановилась, вторая, просвистев над плечом, ушла назад, где с грохотом и треском падала прямо на Антона и Захария опрокинутая секция стеллажа.

«Блин! Про проход из дома в склад забыл! Оттуда вылезли и стеллаж на ребят завалили…».

Бросок плашмя на землю спас Мишку от еще двух стрел, пролетевших над ним и ударивших, судя по звуку во что-то деревянное. Мишка, ломая застрявшую в щите стрелу, перекатился и втиснулся под нижнюю полку стеллажа, мельком заметив, что на поваленную секцию, не доставшую до земли из-за узости прохода, лезут сразу несколько ляхов.

«Все, кранты, сейчас задавят… заигрался дурак, надо было раньше линять…».

Мысли прервал мужской крик боли и треск ломающегося дерева.

«Держатся ребята! Не зря в учебной усадьбе столько тренировались…».

Мишка протиснулся под нижней полкой дальше и вылез с другой стороны стеллажа — была мысль заскочить в тыл атакующим ребят ляхам, но не успел он подняться на ноги, как перед ним возникла фигура с занесенной секирой. Как в фильме ужасов — в полутьме еще более темный силуэт с играющими на кольцах кольчуги, шлеме и лезвии секиры, алыми отблесками света факелов. Только и удалось, что дернуть вверх щит, как страшный удар обухом «отсушил» левую руку и сбил с ног — лях не стал бить лезвием, чтобы оно не завязло в деревянном щите.

Секирник снова поднял оружие для удара. Мишка подогнул ноги и, упершись каблуками в земляной пол, попытался отодвинуться, но кольчуга плохо скользила по земляному полу — сдвинуться удалось совсем немного, и каблуки сорвались с упора. Опять подогнул ноги, но теперь левый каблук сорвался сразу.

— П-п-с-с паррш-ш-ивы! — неразборчиво прошипел лях и шагнул вперед для добивающего удара.

Лезвие секиры (теперь уже лезвие, а не обух) гипнотизировало, как взгляд змеи, но тело сработало само, без участия разума — вытянутая левая нога зацепила ляха за щиколотку, а правая, резко распрямившись, ударила ляха каблуком в колено выставленной ноги. Хруст сломанного сустава, истошный вопль, лях уронил секиру за спину и осел на землю, а Мишка (словно неведомая сила подняла) вскочил и двинул сапогом прямо в бороду противника.