Отрок. Богам — божье, людям — людское - Страница 61

«Отставить бздеть!!! Туды тебя в козлодуя трам-пам-пам… не может эта старая кошелка ничего мне… стоп!!! Ощущение знакомое!».

Ощущение, действительно было знакомым — точно так же Мишка не мог совладать с руками, когда пытался изображать из себя посла воеводы Погорынского к боярыне Гредиславе Всеславне… славно тогда волхва его мордой по столу повозила! Мишке сразу же полегчало — то, что понятно, не так страшно. Он поднял глаза и… чуть не выматерился вслух, Нинея на него и не смотрела, а вот Красава уставилась, как очковая змея на мышь. В выражении лица девчонки явственно проступили хищные черты, рот слегка приоткрылся, показав края верхних зубов и стало вдруг совершенно ясно: соплячка испытывает удовольствие — власть ей, власть над людьми подавай!

«Ах, так это ты, посикуха! Ну, погоди, сейчас я тебе покажу видеоролик!».

Еще тогда, когда Аристарх попросил прикрыть его от воздействия Нинеи, Мишка вспомнил рекомендацию волхвы — в случае ментальной атаки «выпускать из себя Лиса» и воображать, как тот вцепляется клыками в горло противника. Раздумывая об этом, Мишка пришел к выводу, что у него имеется весьма существенное преимущество перед людьми XII века — натренированное кинематографом и телевидением воображение позволяло представить себе очень реалистическую картинку, практически любого содержания. Люди же XII века могли себе представить только то, что видели сами, да и то, весьма несовершенно. Вспомнить, хотя бы, иконы и иллюстрации в книгах того времени — такое ощущение, что рисовали не профессиональные живописцы, а дети. Ни подчинения законам перспективы, ни знания анатомии, ни других технических приемов! Нет, построить в сознании реалистичную картинку, да еще не статичную, а в движении, в XII веке способны были очень, очень немногие, а создать чисто фантазийный видеоряд (из того, чего сам никогда не видел), вообще, наверно, никто!

Этим-то Мишка и воспользовался — мысленно начертил между скамьями, на которых попарно сидели собеседники, воображаемую линию и заставил бегать по ней туда-сюда Лиса. Причем, вправо бежал натуральный лис с рыжей, поблескивающей на солнце шерстью, а налево «оцифрованный» — бронзовый, позванивающий металлическими шерстинками и с весьма красноречивой зарубкой на загривке, оставленной Мишкиным кинжалом. Превращение на поворотах живого лиса в бронзового и обратно, получилось настолько эффектным, что понравилось даже самому Мишке.

Что уж там уловили Нинея с Красавой своим экстрасенсорным восприятием (саму картинку или только общие ощущения) понять было невозможно, но Красава, явно испуганно и недоуменно, зыркнула на траву между скамьями, по которой «бегал Лис». Дополнительно Мишка припомнил свое желание выпороть маленькую волхву, после того, как та поизгалялась над дядькой Никифором (помнится, получилось так хорошо, что у Красавы даже зачесалась попка) и постарался максимально энергично «транслировать» это свое чувство в сторону волхвы и ее правнучки. Тут уж Красава откровенно заерзала на скамье и успокоилась только после того, как Нинея едва заметно повела плечом.

С Красавой все явно удалось, а вот Нинея… Мишка глянул на волхву, и у него чуть не отпала челюсть — вдовствующая графиня Палий, вроде бы и не улыбнулась, и не подмигнула, но как-то сумела передать Мишке веселое, даже какое-то озорное, одобрение, как если бы воскликнула вслух: «Ай да Мишка, ай да сукин сын!».

«Чего она веселится-то? Элементарно, сэр! Помните, как сия почтенная дама неоднократно высказывалась на тему: «Если уж я тебя заворожить не могу, так и никто не сможет»? Она и дальше будет всячески поощрять вашу самодеятельность, чтобы вы не превратились в «оловянного солдатика» перуничей. Поняла, надо полагать, что вы не с подачи Аристарха колдуете — Лис-то ну никак в «номенклатуру» Перуна не вписывается!».

Мишка и сам не заметил, как его отпустила суетливая неловкость — правая рука успокоилась на колене, левая — на рукояти меча, а корпус распрямился, привычно распределяя тяжесть кольчуги без перекоса в какую-либо сторону. Аристарх все это время демонстрировал прямо-таки каменное спокойствие — как сел, так и замер, глядя куда-то за левое плечо Нинеи.

Красава, наконец-то, справилась с собой (или Нинея помогла) — прекратила ерзать, коситься под ноги, построжела лицом и вопросила так, словно это Великая волхва заговорила голосом десятилетней девчонки:

— С чем пришел?

Не «пришли», а «пришел», и вопрос адресовался непосредственно Мишке.

«Они что, так и будут через нас общаться? Политес, едрена шишка… А вот хренушки! Аристарх с Нинеей — как хотят, а себя с соплячкой равнять не дам!».

— А здороваться тебя не учили? — что-что, а командный тон Мишка уже отработал и задать вопрос умел жестко.

Такой поворот, видимо, предусмотрен не был. Красава стрельнула глазами на Нинею, похоже, ничего в ответ не получила и дала слабину:

— Так мы с тобой сегодня уже…

— Не от себя говоришь и не с одним мной! — Мишка был неумолим.

— Зрав… вы будьте… — прочирикала Красава, растеряв всю свою самоуверенность — с чем пожаловали?

— И вам здравия! — Мишка почтительно склонил голову в сторону Нинеи. — Позволю себе напомнить об одном давнем нашем споре. Я тогда усомнился в том, что Красаву уже можно посвящать в искусство творения волшбы, вкладывать силу в детские руки, а светлая боярыня попрекнула меня тем, что я сам вкладываю опасную силу в руки детей, доверяя отрокам убойное оружие. Ныне случилось так, что можно и нужно о том споре вспомнить — три отрока мертвы, а Красава лишь чудом жива осталась…