Мишка поднялся с земли, привел в порядок одежду и амуницию и пошагал к крепости. Первым ему навстречу попался Роська. По всему было видно, что крестник целенаправленно ищет Мишку по какому-то сверхсрочному делу.
— Минь! — Закричал Роська еще издалека. — Минь, нельзя же так, скажи им!
— Чего нельзя-то?
— Они покойников не обмытых и неприбранных в часовню притащили и бросили. Кто ж так делает? И еще: кто их отпевать будет? За отцом Михаилом посылать надо.
— Обмывает и прибирает пусть сам седьмой десяток, так младшему уряднику Нифонту и передай, скажи, что я велел. И еще скажи, что если не сделает, младшим урядником ему не быть! А отпевать… Отпевать ты будешь!
— Я?!
— Да! Ты у нас самый ревностный христианин, почти все службы наизусть знаешь, да и ответственным за духовное воспитание отроков, от Совета Академии назначен тоже ты. Так что, за неимением рукоположенного священника… Трудись, одним словом.
— Минь, — Роська явно растерялся — да как же… я…
— Урядник Василий! — добавил металла в голос Мишка. — Отставить причитания!
— Слушаюсь, боярич!
— Вот так-то. Покойников отпоешь, проводишь до могил, а потом уйдешь в казарму и носа на улицу не высовывать, особенно ночью.
— Да ты что? Они же их не зароют, а по языческому обряду на костер положат!
— Ох, Роська… — Мишка с трудом сдержался, понимая, что одним командным тоном толку не добьешься — …ну сколько ж тебе еще объяснять, что знания лишними не бывают? Ты хоть поинтересовался, как по Велесову уряду покойников в последний путь провожают?
— Нет никакого Велесова уряда! — Роська набычился и Мишка уловил в его голосе знакомую фанатичную тональность отца Михаила. — Нет вообще никаких урядов, а одно лишь сатанинское непотребство! И ты ему потакаешь! А я не стану!!!
«Праведник, туды б тебя… Спокойнее, сэр, вам ли не знать, что неофиты вечно стараются быть «святее Папы Римского»? Плюс, юношеский максимализм. Сопротивление фанатиков только распаляет, единственное надежное средство — заставить думать. Унтер Василий, слава Богу, не дурак, да и не фанатизм у него пока, а некая восторженность от «нового взгляда на жизнь» и приобщения к Великой Истине. Пользуйтесь, пока вы для него авторитет, а то упустите — поздно будет».
— Давай-ка, Рось, присядем… вон там, хотя бы.
— Зачем?
— А ну, кончай ерепениться. — Мишка приобнял крестника за плечи. — Я тебя когда-нибудь плохому учил?
— …
— Давай, давай, садись, поговорим. Помнишь, как я тебя книжным словам обучал?
— Ну, помню…
— Вот и хорошо… Видишь ли, сын мой во Христе, наука имеет много гитик…
— Чего?
— Бог есть Любовь… с этим-то ты согласен?
— Ну… да… — Роська напрягся, заранее подозревая какой-то подвох. — А причем тут…
— А как любить, не понимая? — не дал ему договорить Мишка. — И как понимать без знания? Вот ты говоришь «сожгут», а зачем? Какой смысл вкладывается в обряд кремации? Тебе это известно?
— Ну, вроде бы, они верят, что так в Ирий-град попасть можно…
— Верно. В град богов славянских, к Сварогу и его детям. Но Велес-то из Ирия изгнан был, а дреговичи Велесу поклоняются! Зачем же тогда жечь? Зачем отправлять души туда, где их бога нет?
— Сатана тоже низринут был, за то, что… — начал, было, Роська, явно собираясь идентифицировать Велеса, как Князя Тьмы, но Мишка снова его перебил:
— За что Врага рода человеческого Господь покарал, я не хуже тебя знаю! Не увиливай, Роська! Я тебе вопрос задал: «Зачем жечь тела, если душам поклонников Велеса в Ирий не надо?». Как ты духовным воспитанием отроков занимаешься, если на простейший вопрос ответа не знаешь?
— Так… это… вроде бы, незачем. — Роська удивленно уставился на Михайлу. — А чего ж они тогда?..
— Именно! Незачем! — Мишка поймал себя на том, что, копируя деда, назидательно вздел указательный палец. — Так они и не жгут! В земле хоронят! И разницы в способе захоронения особой нет — земля к земле, прах к праху. Единственное — мы тело в домовину кладем, а они кораблик плетенный делают — корзинь…
«Мать честная! Корзинь, а дед-то, в язычестве, Корзень! Как же я раньше-то… Ну да, Нинея рассказывала, когда я еще про деда не знал… Это ж получается что-то, вроде греческого Харона, который умерших через Стикс перевозил… вернее, не так — дед «путевку на берег Стикса выдавал». Ну ни хрена себе репутация у дедушки! Сколько же он народу положил, чтоб такую кликуху заработать?».
Мишкины размышления, видимо, настолько явственно отразились на его лице, что Роська осторожно спросил:
— Минь… ты чего?
— Ничего! — отозвался Мишка, резче, чем хотел. — Хочешь на христианском обряде настоять? А у тебя к нему все готово? Христиан хоронят в пределах церковной ограды, у нас освященная земля для кладбища есть? Если не храм, то хоть часовня на этом кладбище стоит? Ты хотя бы место, где покой усопших мирская суета нарушать не будет, выбрал? И не смей врать, что собирался умерших в Ратное отвозить, ты об этих делах даже не задумывался!
— Да кто ж знал? Минь…
— Вот и сиди в казарме! Сунешься им мешать, морду набьют, или чего похуже устроят.
— Так ведь грех-то какой!
— Помешать ты им можешь? Нет! Поэтому, позаботься о душах, а с телами… — Мишка сделал над собой усилие и заговорил мягче. — Ну, не все же сразу, Рось! Посмотри ты на жизнь нормальным взглядом. На все время нужно. Это ты вот так сразу истиной верой проникся, но ты исключение, а не правило. Ребята всего три месяца, как к православию прикоснулись, а всю жизнь до этого в Велесовом уряде обретались, и родители их, и деды, и пращуры не знамо сколько колен.