Отрок. Богам — божье, людям — людское - Страница 19

Мишка, «собирая внимание» глянул каждому из стоявших перед ним парней в глаза и заговорил скопированным у деда командирским голосом:

— Все вы знаете, что кроме братства во Христе, мы связаны еще и воинским братством. Братья не могут желать смерти друг другу, тем более, они не должны поднимать друг на друга оружие.

Это правило, со всевозможной строгостью, вбивалось наставниками в головы отроков с самого начала. Направленный на кого-нибудь, даже незаряженный, самострел, даже в шутку, даже случайно, служил поводом для строгого наказания.

— Вам всем это правило хорошо известно, но вы только что видели, как оно было нарушено ратниками Младшей стражи Амфилохием и… — Мишка повернулся к брату десятника и требовательно спросил: — Имя?

— Овен. — Отозвался парень.

— Я спрашиваю имя отрока Младшей стражи, а не собачью кличку! Доложить, как положено!

— Овен. — Упрямо набычившись повторил провинившийся, оправдывая свою кличку.

Ситуация была знакомой и обросшей, за месяцы муштры лесовиков, рецептами противодействия. Мишка выбрал из этих рецептов самый жесткий — Овен охнул, сквозь сжатые зубы, и слегка скособочился, получив по ребрам прикладом самострела.

— Имя!

— П… Пахом.

— Доложить, как положено!

— Младший урядник седьмого… Пахом сплюнул на землю кровью из разбитых губ — …седьмого десятка Младшей стражи Пахом.

— Младший урядник Пахомий, ратник Амфилохий, снять доспех!

Августовский денек был солнечным, ребята, упражнявшиеся на штурмовой полосе в кольчугах и шлемах только тем и спасались, что дул довольно свежий ветер. Мишка решил, что обдуваемые ветром потные тела остынут быстро, а вместе с телами остынут и страсти, поэтому, дождавшись, когда Пахом и Ложка стащат с себя поддоспешники, приказал им снять и насквозь мокрые рубахи.

Прошелся туда-сюда перед строем вглядываясь в лица и ничего, кроме интереса по поводу: «что это такое придумал боярич», не заметил.

«М-да, сэр, с первым набором было намного легче, удружила Нинея с личным составом. Хотя, с другой стороны, делать воинов из смирных, да послушных, — несомненно, жертвовать качеством. Но проблем…».

Заметив, наконец, что Пахом зябко повел плечами — контраст между жарким поддоспешником и обдуваемой летним ветерком потной кожей был слишком велик — Мишка решил, что должный эффект достигнут и заговорил снова:

— Из-за чего подрались?

В ответ — молчание.

— Отрок Амфилохий, из-за чего подрались? Отвечать!

— Я б его уже давно, если бы их не двое было…

«Понятно, конфликт притащен с собой из дома. Видимо, дрались уже не раз, но у Ложки не имелось старшего брата, который, в случае нужды приходил на помощь. А здесь старший брат Пахома оказался урядником, значит, Ложке рассчитывать на справедливость не приходилось, скорее наоборот, обиды продолжали накапливаться. Случай запущенный, слова о воинском братстве в одно ухо влетают, в другое вылетают».

— А ты, что скажешь? — Мишка посмотрел на Пахома. — Нечего на брата пялиться, своей головы нет?

— Этот упырь — Пахом снова сплюнул кровью — уже лет пять лишних на свете живет. Пора кончать.

«И таким мы даем в руки оружие? Ну уж нет! Говоришь, пора кончать? Вот сейчас и кончим, прямо здесь».

— Отрок Амфилохий, все еще хочешь убить Пахомия?

— Хочу! — Ложка тоже сплюнул кровью из разбитого рта. — И убью!

— А ты, Пахомий…

— Считай его уже покойником, боярич. — Перебил Мишку Пахом. — Дня не проживет, змей подколодный.

— Будь по-вашему. — Все взгляды тут же сошлись на Мишке, таких слов от него никто не ожидал. — Сейчас дам вам по кинжалу и можете друг друга резать, но запомните два моих условия: поединок — до смерти, а победителя я пристрелю. — Мишка обещающе повел туда — сюда заряженным самострелом. — За убийство отрока Младшей стражи — смерть!

В воздухе повисла тишина, все ошарашено смотрели на боярича. Джека Лондона, разумеется, никто из присутствующих не читал, и подобное условие поединка казалось совершенной дичью.

— Повторяю: победителя убью сам! Если ученики Воинской школы так ненавидят друг друга, что готовы умереть, ради того, чтобы убить, ни о каком воинском братстве между ними не может быть и речи. А нам такие воины не нужны!

Мишка немного помолчал, дожидаясь, пока его слова будут поняты и усвоены, затем продолжил:

— Отрок Пахомий, не передумал?

Пахом опять зыркнул в сторону старшего брата, но никакого совета не получил, да и какую помощь мог оказать ему Борис в сложившейся ситуации?

— Нет, не передумал!

Особой уверенности в голосе парня не было, одно упрямство и еще, как показалось Мишке, надежда на то, что Борис что-нибудь придумает.

«Привык, чуть что, за спиной старшего брата прятаться, как следствие, неумение самому отвечать за собственные поступки. Что ж, будем надеяться, что у второго голова варит лучше».

— Отрок Амфилохий, не передумал?

— Нет!!!

Вот здесь ни малейшей неуверенности не было. Похоже братцы так достали парня, что он готов был рискнуть жизнью, ради того, чтобы рассчитаться за все разом.

«Блин, не катит Джек Лондон. Там были опытные, битые жизнью мужики, не раз ходившие по краю и знавшие, что такое смерть. А эти, наверняка, по-настоящему и не понимают, что вот прямо сейчас умрут. Что же вы творите, сэр? То, что и обязан, как бы дико это не звучало! Прямо сейчас в крови и муках должен родиться неписанный закон — «Свой неприкосновенен. За убийство своего — смерть!». Одними словами и увещеваниями это не создается. Наказаниями, даже самыми строгими — тоже. Непререкаемая истина должна быть наглядной и осязаемой. Амфилохия жаль, Пахома — нет. Если еще и братец сунется… тоже не пожалею. Позже, эта кровь десятки жизней сохранит».