При последних словах Алексея Осьма как-то суетливо коротко дернулся на лавке, за что удостоился очередного сердитого взгляда боярина Федора.
— Кхе! Едрена-матрена… Федя… чего молчишь-то? Вот ведь как повернулось-то…
— М-да… — многозначительно изрек погостный боярин и тоном, полным досады, добавил: — что б у тебя язык отсох, Леха… а у тебя, Осьма, задница! Весь извертелся, на гвозде, что ли, сидишь?
Осьма, скромно потупив глазки, что вызвало очередную ухмылку Алексея, поведал:
— Я, боярин, кое-что добавить хотел… если дозволишь…
— Тьфу, что б тебя! — Федор развернулся в сторону Осьмы и подбоченился. — Прям, деву невинную из себя изобразил! Ты для чего сюда зван? Ушами хлопать или для совета? Говори: чего сказать хотел?
— Так… Елена-то Мстиславна — дочка князя великого — тоже в Клецке обретается, с сынком Юрием. Как бы князь Вячеслав Ярославич ее заложницей не объявил, если от Мономашичей угроза сотворится. Великий князь Мстислав Владимирович дочку с внуком потерять…
— Да ты в своем уме?! — У боярина Федора от возмущения аж усы встопорщились. — Да как тебе в голову-то такая гнусность…
— В своем я уме, боярин, в своем, не растерял еще. — Всю напускную скромность с Осьмы как рукой сняло. — Ты погоди горячиться, послушай. Задумка моя не только князя Вячка выручит, но и тебе с боярином Корнеем выгоду великую принести может.
— Осьма!!! Едрена-матрена, какая выгода? — рявкнул Корней. — Ты что, на торгу?
— Э-э, да какая на торгу выгода, хозяин? Так, мелочь. — Осьма пренебрежительно махнул рукой. — Настоящая выгода только в таких, вот, делах и бывает, а торговлишкой пусть те, кто умом пожиже, пробавляются. Вы задумайтесь, бояре: кто в таком случае лучше всего с князем Вячко договориться сумеет, если не мы? Боярин Корней ему родней приходится, боярин Федор посольскую службу правил — дело знает, ну и я гм… тоже кое-что умею. А какая благодарность от великого князя за такое дело может выйти? И что вы для самого Вячка выторговать сможете, если с умом к делу подойти? Ну задумайтесь же хоть чуть-чуть! Войну и кровопролитие предотвратите, племяннику удел достойный выторгуете, сами возвыситесь и обогатитесь — кругом одна выгода. А всего-то и надо, что в Клецк смотаться, да князеньке Вячеславу Ярославичу мыслишку подкинуть.
— Ну, ты клещ, Осьма. — Боярин Федор шумно выдохнул, и, было похоже, с трудом удержался, чтобы не сплюнуть. — Понимаю, теперь, почему тебя князь Юрий удавить возжелал.
— Мои дела с князем Юрием это — мои дела, а ты, хозяин подумай о том, что еще одному твоему родичу — Никифору — смерть верная грозит!
— А ну, погоди, Федя! — Корней придержал Федора, уже собравшегося ухватить Осьму за бороду. — Успеешь еще душу отвести. Эй, ты чего там про Никифора вякнул?.. Остынь, я сказал, Федька!
Боярин Федор зло дернул плечом, но Корней держал крепко. Алексей качнулся, было, вперед, чтобы перехватить руку Федора, но, уловив остерегающий взгляд Корнея, сдержался.
— Хватит, Федь, погоди, никуда он не денется, пусть сначала про Никифора скажет.
— Он уже много чего тут наговорил… так, что с души воротит. — Погостный боярин все же убрал руку, которой тянулся к Осьме. — Ну и змею ты пригрел, Кирюха, у него же вместо мозгов ведро яду! Тьфу! Таких, как он, в колыбели душить надо!
— Все тебе не так, Федька, то Леху пригрел, то Осьму. Кхе, тебя послушать, так мне одному в лесу, как медведю жить надо, да только иногда к тебе в гости заходить. Да, не ангелы, но у хорошего хозяина все в дело идет, по нынешним временам любое умельство пригодиться может, даже и такое паскудное, прости Господи. Сейчас мы ему мозги в нужную сторону наладим, глядишь, и что-то путное выйдет, а не выйдет… течение в Пивени не то, чтобы очень быстрое, но до Случи тушку дотянет, а там и… нет, до Припяти, пожалуй не доплывет, раки сожрут. Ну, хитроумец, — Корней строго глянул на Осьму. — давай-ка, выкладывай: что там с Никифором?
— Ох… и что ж вы за люди такие? — отозвался тоном невинной жертвы Осьма. — Можно же обо всем по-тихому договориться, так нет, все бы вам железом в живых людей тыкать…
— Ты нас еще поучать будешь? — Федор снова угрожающе качнулся в сторону купца.
— Осьма, паршивец!!! — Корней прикрикнул, вроде бы, на Осьму, а сам настороженно косился в сторону Федора, не дал бы тот опять волю рукам.
— Да у пруссов же Никифор, бояре, возвращаться с янтарем будет по Неману и Случи Северной как раз в начале сентября! В самую же заваруху и влипнет! Ехать надо, бояре, ехать! — Осьма подался, было, в сторону Корнея, но, приблизившись тем самым и к Федору, опасливо отшатнулся. — В Пинск надо ехать, в Слуцк, у Никифора там приказчики сидят. И в самом Городно Никифор с кем-то дела ведет, но я не знаю с кем, а приказчик в Слуцке может знать. Предупредить Никифора надо, задержать…
— Раскудахтался: ехать, упредить… — ворчливым тоном перебил Осьму Корней — сами понимаем! Вот еще забота выискалась, как будто нам всего остального мало. Кхе! Федя, а тебе и впрямь ехать придется: и Вячка от дури удержать и Никифорову приказчику весть передать…
— С чем ехать-то, Кирюш? — Только что полыхавший возмущением Федор, вдруг как-то увял и погрустнел. — Я Вячка, почитай уже лет десять, а то и более не видел, да и кто я для него? Боярин с захудалого погоста… мало ли, что с отцом его в молодости приятельствовал? Да и предлагать же что-то надо, полочане ему, и правда, удел посулить могли, а я что? Пугать Мономашичами? Даже не смешно.
— А тоже удел посулить! — предложил Осьма, на всякий случай, отодвигаясь подальше от погостного боярина.