Отрок. Богам — божье, людям — людское - Страница 137

137

— Мам, я и не думала… как же все в кучу свалено…

— Не в кучу свалено, а в сеть сплетено! У вас, молодых, все просто: здесь черное, там белое, это правильно, то неправильно, а на самом деле все вокруг тысячами нитей друг с другом связано — оборви одну такую нить, и обязательно это где-то в другом месте скажется, порой в самом неожиданном месте. Я тебе и десятой части не показала, а ты уже: «в кучу». А вот подумай-ка: как твой уход из Михайлова городка отзовется Сучку и Алене? Сучок и сам не знает, что его Младшая стража, вернее, опасение перед Младшей стражей охраняет. Ты ушла, старшину обидела — оборвала ниточку, и тут же Аленины ухажеры, уже ничего не опасаясь Сучка покалечат или убьют. Дураки, конечно, Михайла и за Сучка разочтется, но уже поздно будет! А не осядет здесь семейным домом Сучок — разбредется и его артель, во всяком случае, так быстро и хорошо, как при Сучке крепость не построится.

Вот тебе одна ниточка, а вот и целый клубок — девки незамужние. До вчерашнего дня как было? Ты — с Михайлой, полтора десятка девок в воинской школе уже женихов выбирают, а остальные, чуть не из обувки выпрыгивают — тоже туда хотят. Если не сами, то родители их. Правдами или неправдами, но приткнут, и — мир! Мир, Гуня, которого Ратное сотню лет добивалось — сразу со столькими дреговическими родами породнимся!

А что теперь стало? В каждой семье, где невеста подходящая имеется, уже прикидывают: а нельзя ли, как-нибудь Михайлу в женихи заполучить? Жених-то завидный! Перво-наперво, конечно, надо лекарскую дочку добить, чтобы с Михайлой не помирилась, а там, глядишь… Представляешь, как за тебя возьмутся? А насколько ценность Михайловых отроков, как женихов, уменьшится? По сравнению-то с самим Михайлой!

— Как муха в паутине… — пробормотала Юлька.

Ее можно было понять — всего за один день мир вокруг нее разительно изменился, просто страшно представить, как все в нем переплетено, как, оказывается, важен Мишка и для самой Юльки, и для матери, и для всего Ратного вообще, какие сложные и страшные игры ведут взрослые и какая, на самом деле, маленькая, слабая и беззащитная Юлька бьется в этой непостижимо сложной паутине взаимосвязей, действий, мыслей, намерений…

— Если бы муха! — прервала Юлькины панические мысли Настена. — В том-то и дело, Гунюшка, что мы сами — и мухи и пауки одновременно. Сами ткем нити, нас с миром и людьми связывающие, сами в них запутываемся, сами рвем. Трудно бывает понять: куда та или иная нить тянется, можно ли и нужно ли ее рвать? А еще труднее понять: надо ли новую нить прясть и к чему это приведет? Но сейчас все понятно — ты порвала не ту нить, и чтобы не запутаться и не задохнуться в ее обрывках, надо эту нить сращивать. Проще говоря, мирись с Мишкой.

Понимаю — трудно, но ты же ведунья. Слабенькая, пока, но ведунья. И ты женщина. Маленькая, пока, глупенькая, но женщина.

На глаза ему пока не попадайся. Пусть пройдет какое-то время, Михайла поостынет, что-то подзабудется, да и Крестильник внутри него ко всему этому, наверняка снисходительно отнесся, как к детской ссоре. Через несколько дней нагрузишь телегу лекарствами, еще каким-нибудь барахлом, вроде за этим и ездила. Возьмешь с собой еще двух девок в помощницы. Я тут их присмотрела — имеют склонность к лекарскому делу. Настоящих ведуний из них не сделаешь, а на повитух и травниц выучить можно. С этим добром и отправишься.

Внимательно смотри, как тебя Михайла встретит. Может случиться так, что он сделает вид, будто ничего и не было — самое лучшее, что может быть. Тогда и сама ему ни о чем не напоминай. Если станет ругаться, терпи, винись, можешь слезу пустить. Ох, не любят мужи наших слез, не любят, потому что не понимают. Притворной слезы от искренней отличить почти никто из них не способен, а уж про такое чудо, как сладкие слезы, никто из мужей и понятия не имеет. Так что, слезами от них добиться можно многого, только часто этим пользоваться нельзя — привыкнут.

Самое же худшее, что может случиться — вежливо поздоровается и пройдет мимо. Вот тут не стесняйся окликнуть и, что хочешь твори, но равнодушие его разбей! Не оглядывайся на присутствующих, внуши себе, что вас только двое — твое покаяние Михайлу в глазах отроков только поднимет, тебе же ущерба не нанесет. Они все поверят, что их старшина твоих слез и покаянных слов стоит. И найди способ ему хоть малую услугу оказать, любой пустяк — соринку стряхни, одежду оправь, о здоровье спроси, короче прояви заботу. Потом девок-помощниц ему представь, спроси о делах в лазарете — займи его мысли делами, уведи от ссоры с тобой. Не смотри, что он равнодушие показывает, на самом деле он от тебя знака ждет, первого шага к примирению. И ничего не бойся! Ты же любишь его? Или нет?

Юлька уставилась в пол и на вопрос не ответила.

— Ну, так как? Любишь? — продолжила настаивать Настена.

— Да не знаю я, мама! Хорошо с ним, интересно… он умный, все остальные дураки какие-то.

— Вот и ладно. А чтобы всегда с ним хорошо было, научись когда-то промолчать, что-то стерпеть, где-то улыбнуться. Он же к тебе по-доброму относится, ответь и ты тем же, надо уметь подстраиваться под любимого человека. А мужчин без изъянов не бывает. Никогда. Вообще.

Неожиданно, так что мать и дочь вздрогнули, за стеной заорал петух, вдалеке, за ратнинским тыном, на его крик откликнулись «коллеги».

— У-у, Гунюшка, засиделись мы с тобой, давай-ка спать укладываться.

— Угу… А как это, мама, без изъянов не бывает? Что, совсем?

— Совсем, дочка, совсем. Ложись-ка, а я тебе сказку про это расскажу. Давненько я тебе сказок на ночь не рассказывала, ты, поди, и не помнишь…

137